От Елховки до Женевы (Продолжение.)

Начало трудовой деятельности

В летние каникулярные периоды школа  требовала и следила за нами, чтобы мы оказывали посильную помощь в сельскохозяйственных работах, особенно в весеннее время при посадке картофеля, а осенью при его уборке. В этих целях занятия начинались в школе не первого сентября, как это делается теперь, а после уборки картофеля, т.е. после 15 сентября и даже позднее.

В то время в деревнях имели большое значение «сходки» - собрания крестьян, на которых решались вопросы местного значения, как то: наем пастухов с подпасками на  летний сезон, обычно это – от весеннего праздника Пасха (начало мая) до осеннего праздника Покрова (14 октября); наем сторожей въездных и выездных из села воротцев, обычно нанимались на эти работы мальчики-сироты; строительство мостов через  ручьи и речку; охрана лугов от возможных потрав скотом и т.д.

 Мне кажется, каких-либо протоколов таких «сходок» не велось в связи с отсутствием грамотных людей, но имевшая место договоренность на «сходке» выполнялась неукоснительно  с применением к нарушителям договоренности  санкций, как то: выделение худшего участка на сенокосе, а главное -  общественное презрение со стороны окружающих крестьян, выраженное публично на той же сходке. Кроме того, больше чем что-либо действовал «стыд» и «грех», поддерживаемый всей церковной общиной.

Так вот силой и властью такой сходки в 1924 году в возрасте 11 – 12 лет я был нанят на лето караулить воротца. Кроме меня, были наняты еще три мальчика-сироты на другие воротца села. В наши обязанности входило, главным образом, закрывать  и открывать воротца для лиц, въезжающих и выезжающих  из села и в село на лошадях, и не допускать выхода на посевы и огороды свободно гуляющую в деревне скотину. Оплата за летний сезон – три - четыре меры (пуда) ржи.

Работа эта нетяжелая, но неудобна тем, что на «пост» нужно выходить с восходом солнца и находиться там до его захода. Всегда хотелось спать и, как правило, если заснул, то  кто-нибудь въехал в село – воротца не закрыл, и чья-то скотина ушла на посевы или в огород. Если таких случаев в течение летнего сезона наберется много, «сходка» вправе уменьшать плату или вообще уволить, чего практически не бывало, но за уши «отодрать» потерпевший успевал. Это самое большое и позорное наказание, и я им за лето был наказан несколько раз.

В этот год в школу в последний класс я, как работающий, пришел с большим опозданием. Но никто мне никаких замечаний или упреков не сделал. Моя причина опоздания  считалась исключительно уважительной, т.к. я уже работал по найму, а всякая оплачиваемая работа в деревне ценилась особо. Таков был обычай.

Весной 1925 г., еще до официального окончания школы, я был нанят в работники к местному крестьянину, старший сын которого уехал в Среднюю Азию на сезонные работы. С ам он был бондарем и ему невыгодно было находиться все лето дома, а все хозяйство оставалось на попечении его младшего сына, женившегося зимой.

Вообще в условиях моего села работников (почему-то слово «батрак» считалось очень низким и оно не было распространено) нанимали не только зажиточная часть крестьян, но и крестьяне среднего достатка, имеющие лошадь. Как правило, при найме оговаривалось только «побороновать» да в ночное лошадь сводить, а на самом деле работник исполнял всю тяжелую работу в хозяйстве  наравне со взрослыми и даже привлекался на покосы трав или зерновых злаков, т.е. на особо тяжелый вид работ.

Так вот, к такому середняку-крестьянину я был нанят в работники на летний сезон, т.е. от Пасхи до Покрова за 11 пудов ржи. Это была очень хорошая оплата для мальчика  12 – 13 лет, взрослому «батраку» платили до 20 пудов ржи.

Питание работника было такое же, как и всей семьи хозяина, без каких-либо исключений, и это в большинстве случаев строго соблюдалось, за исключением  праздничных дней, когда дети хозяина имели некоторые праздничные угощения.

Одежда и обувь работника должна быть своя. Поэтому каждую субботу перед баней я должен был идти к сестре получить чистую смену белья и сдать использованную. Это единственный  день в неделю, когда я имел право на отлучку от хозяина. Хозяин и вся его семья мною были довольны и примерно со середины лета вели разговор о том, чтобы я на следующий год опять нанялся к ним в работники.

Любопытная деталь – работник, как правило, проверялся на честность и правдивость. Делалось это обычно так: хозяин или член его семьи как бы нечаянно по забывчивости оставлял – «забывал» в не совсем удобном месте какой-либо соблазнительный предмет для подростка – то ли яйцо, яблоко, сахар, а иногда и деньги, и в это не совсем удобное место посылался работник взять там что-либо и принести хозяину.

При исполнении поручения хозяина «забытый» предмет обязательно попадался на глаза работнику, и он либо его должен присвоить, либо принести хозяину. Если он присваивал забытый предмет, то его нечестность становилась известна широкому кругу лиц и он попадал в число нечестных людей, а чтобы этот факт забылся в условиях деревни, проходили годы. Такое испытание мне пришлось пережить, и я с честью вышел от представленного соблазна.

Мой трудовой вклад в семью хозяина, честность и скромность были замечены окружающей частью крестьянства, и поэтому к концу моего срока пребывания в работниках я имел хорошую репутацию на селе, а со стороны хозяина получил особую благодарность за честность и труд.

Осенью моя трудовая деятельность в качестве работника закончилась. В знак уважения ко мне и в благодарность за труд я был отпущен домой точно в Покров, и традиционно с караваем хлеба, а оплата моего труда произошла раньше, в период обмолота ржи.

В. РЕБРОВ.

(Продолжение следует).